***

Алу казалось, что реальность вокруг будто выцвела, небо было не голубое, а серое, затянутое облаками, листья деревьев все были в пыли, а люди, уставшие от жизни, проходящие мимо, не улыбались друг другу - страшный тусклый мир, где живые становятся мёртвыми, а мёртвые живыми. И Эдвард умирал у него на глазах, это было страшнее всего. Он постоянно пил, почти ничего не ел, а когда Ал умолял его одуматься, придти в себя, тот поднимал на брата красные глаза с опухшими веками, и тихо просил: "Подожди ещё немного, пожалуйста..." А потом начинал шептать что-то неразборчивое и снова тянулся к бутылке. Уже три дня подряд.
Ал понимал, что надо как-то остановить брата, но боялся. Боялся узнать, кем ему приходился тот человек, узнать, о чём Эд думает, когда выходит из ванной с мокрыми волосами и брызгами воды на рубашке, останавливается в гостиной, смотрит куда-то перед собой, а потом закусывает губу и уходит обратно в ванную, уткнувшись лицом в полотенце.
Каждый день Альфонс готовил на двоих, но Эд только останавливался у стола, опираясь руками на спинку стула, морщился, глядя в тарелку, а потом выпивал стакан воды и снова уходил в свою комнату. Продукты кончались, у Ала не было денег, и он даже не знал, каким способом здесь можно заработать. Было страшно остаться одному в этом неизвестном мире, и тогда он решился - взял тарелку с супом и пошёл к брату.
- Братик, поешь, пожалуйста, - осторожно прикрыв за собой дверь, сказал Альфонс.
Эдвард сидел на кровати в одной рубашке и трусах, и продолжил разглядывать фотоальбом, даже не обратив внимания на Ала. Комната пропахла перегаром и алкоголем, на полу у кровати стояла батарея бутылок, рядом валялись осколки фарфоровой чашки и опрокинутая железная кружка. Эд пил прямо из бутылки. Альфонс сглотнул и открыл окно, чтоб хоть немного проветрить комнату, и вздрогнул, когда брат заговорил.
- Знаешь, я часто говорил ему: "Мне кажется, что это всё лишь мой сон." Он злился, а я не мог объяснить, что именно значат эти слова. Не знал, как сказать, что если б его не было рядом, это был бы не сон, а кошмар. А теперь и ты попал в этот кошмар по моей вине...
Ал резко повернулся к брату, уже открыв рот чтобы возразить, но так и застыл - Эдвард держал в руках фотографию, сжимая её пальцами так, будто собирался разорвать, но не решался. Как самоубийца, приставивший пистолет к виску, и не решающийся спустить курок дрожащим пальцем.
Вздохнув и собравшись, Альфонс сел рядом с Эдом на кровать и аккуратно взял его за руки.
- Не надо, Братик, - попросил он. - Хватит сжигать мосты в прошлое, всё равно ведь пожалеешь об этом.
Руки старшего дрогнули и разжались - он понял, что Ал сейчас говорил про их дом, в который Эдвард так часто хотел вернуться. Вдохнув полной грудью и резко выдохнув, он попытался разгладить помятое фото, и вставил его обратно в фотоальбом, краями под тёмно-зелёные уголки. "1922 г. Ярмарка в Лейпциге, Хайдрих перебрал пива" - гласила надпись под фото, выведенная аккуратным почерком Эда. С фотографии на него чуть косящими глазами смотрел улыбающийся Альфонс. И снова в носу защипало, а перед глазами расплылось.
Ал, будто почувствовав состояние брата, положил руку ему на плечо, а Эд схватился за неё, дёрнул на себя и сжал младшего в объятьях. Потёрся мокрым лицом о волосы, лежащие на плече и прошептал:
- Знаешь, вот так теряют близких людей...
- Знаю, Братик, - Ал обнял его в ответ. - И мне кажется, что сейчас я теряю тебя.
Эдвард вздрогнул и, судорожно выдохнув, сильнее притиснул брата к себе.
- Прости... Прости, Ал. Я тебя не оставлю, никогда. И ты меня не оставляй...